Похоже, богатый крестьянин с крепким частным хозяйством не нужен был нашей стране никогда. Предположение, конечно, спорное, но по-иному не подумаешь, если пройтись по более чем полувековой истории взаимоотношений таких крестьян с российской властью. Разберемся, как и почему в зависимости от обстановки менялось отношение власти к кулакам – и царской, и советской.
Содержание статьи
- 1 Почему «кулак»?2 Деревенский ростовщик, мошенник и безжалостный «коллектор»3 Почему в селе – кулак, а в городе – предприниматель?4 Кулаки не нравились любой власти. Большевикам – по ситуации5 Анти-ленинский принцип: лучше хуже, но больше6 Суд Линча: государственная политика7 Между Солженицыным и Ягодой8 Куда и откуда выселяли. И это– геноцид
Почему «кулак»?
Этимология этого термина кажется простой: держит и своё хозяйство, и односельчан в кулаке. Называть так зажиточных крестьян, правда, пока не всех зажиточных, начали задолго до Октябрьской революции. Причём, никакого отрицательного значения термин поначалу не нёс: успешных крестьян стали называть кулаками с оттенком уважения и признания их организаторских способностей. Позже, ближе к закату Российской Империи кулаками стали считать лишь сельских ростовщиков, коих на Руси не любили никогда и в любой час были готовы, как Раскольников, тюкнуть топориком. Сами же кулаки «досоветского розлива» ни соседей, ни кумовьёв тоже особо не жаловали, и при отказе по каким-то причинам вернуть долг с процентами просто «выбивали» его. Вот как сейчас коллекторские агентства.
Весьма показателен – и более века популярен – труд А.С. Ермолова «Неурожай и народное бедствие», опубликованный в Санкт-Петербурге в 1892 году. К слову, господин Ермолов в 1894 году принял пост министра земледелия и государственных имуществ.
Алексей Сергеевич Ермолов – российский агроном, экономист, государственный деятель, статс-секретарь, член Государственного совета, министр земледелия и государственных имуществ, действительный тайный советник, почётный член Петербургской Академии наук, член-корреспондент Парижской Академии наук. Основатель города Сочи.
В этом тексте Алексей Сергеевич практически заложил, сам того, конечно, не осознавая, базу под происшедшие через три десятка лет раскулачивания, выселение зажиточных крестьян с нажитых мест. В конечном итоге – базу под целый пласт исторических деяний Советской власти. Как обычно, эта власть взяла из определений Ермолова всё, отвечающее требованиям момента и не заметила ничего отвечающего нуждам самих крестьян, для блага которых, собственно, Ермолов и старался.
Деревенский ростовщик, мошенник и безжалостный «коллектор»
Эти вынесенные в подзаголовок три определения совместно являлись признаками кулака, как это понимали в царской России.
Вот что в упомянутом труде «Неурожай и народное бедствие» пишет А.С. Ермолов:
«В тесной связи с вопросом о взыскании упадающих на крестьянское население казённых, земских и общественных сборов и, можно сказать, главным образом на почве этих взысканий, развилась страшная язва нашей сельской жизни, в конец её растлевающая и уносящая народное благосостояние, – это так называемые кулачество и ростовщичество. При той безотлагательной нужде в деньгах, которая является у крестьян, – для уплаты повинностей, для обзаведения после пожара, для покупки лошади после её покражи, или скотины после падежа, – эти язвы находят самое широкое поле для своего развития… Правильного, доступного крестьянам кредита [в России] не существует вовсе.
Только сельский ростовщик, обеспечивающий себя громадными процентами, вознаграждающими его за частую потерю самого капитала, приходит [крестьянину] на помощь в случаях такой крайней нужды, но эта помощь, конечно, дорого обходится тому, кто к ней раз обратился.
Однажды задолжав такому ростовщику, крестьянин уже почти никогда не может выбраться из той петли, которою тот его опутывает и которая его большею частью доводит до полного разорения. Нередко крестьянин уже и пашет, и сеет, и хлеб собирает только для кулака.
Известно, что помещику при взысканиях с крестьян, по исполнительным листам, за самовольный уход с работы, за невыполнение принятых на себя обязательств и т.п., в огромном большинстве случаев оказывается совершенно невозможным что-либо с них получить, – многие считают даже излишним обращаться в подобных случаях к суду. Но сельский ростовщик и без суда всегда с лихвою вернёт себе своё, не теми, так другими способами, не деньгами, так натурой, зерном, скотиной, землёй, работой и т.п.»
Почему в селе – кулак, а в городе – предприниматель?
То есть, судя по откровенно осуждающей кулака тональности этой статьи известного (и немало поработавшего на благо России) учёного и политика мы видим, что с самого почти момента предоставления крестьянам свободы от крепостничества в деревне пошло мощнейшее расслоение, которое отнюдь не устраивало власть. Почему? Ведь на подобное расслоение в городе, например, смотрели как на данность, и полагали его самим собой разумеющимся. Не найдём ведь мы документов, вышедших из-под пера чиновников столь высокого ранга, так безжалостно ругающих, например, фабриканта или хозяина рудников… О трудах большевиков и прочих социал-демократов здесь речь не идёт.
Очень похожим на правду представляется вот что: к крестьянам относились с огромной долей векового предубеждения.
Просуществовавшие сотни лет в крепостничестве, принявшие на генетическом уже уровне себя как барское имущество, привыкшие делать всё, «как барин скажет» – крестьяне с получением освобождения большей частью попросту растерялись. А меньшей, наиболее активной и «злой до жизни» частью, принялись обогащаться кто как мог.
Только вот разница между селом и городом в путях обогащения принципиальна. Если предприниматель умён, активен, креативен, как сейчас говорят, и ему немного повезёт – он будет богатым. Даже нарушив закон (как в России без этого), обобрав тысячи сограждан и не попавшись, предприниматель не будет особо осуждаем обществом, ежели не станет, как говорится, борзеть прилюдно. И даже откровенный мошенник-ростовщик в городе вполне себе спокойно продолжает стричь купоны и лишь глухими тёмными ночами ворочается в постели, ожидая своего Раскольникова. Который может и не прийти никогда. Всё это, конечно, в обществе стабильном, если без революций.
В селе не так. В селе не стать всерьёз богатым, не отняв у соседа. Потому что основа основ крестьянского благосостояния – земля. А её количество ограничено и поделено. И коли у тебя, как у всех соседей, в распоряжении дюжина гектаров – при должном умении и работоспособности ты станешь обеспеченным. Но не богатым. Не влиятельным. Не посматривающим на соседей свысока. А очень хочется.
Да и соседи порой чуть ли не сами просят: обери меня! Один напролёт бухает, у другого надел сорняками зарос, третий во всякие авантюры бросается и прогорает постоянно. Четвёртый вроде и работает неплохо – а не везёт ему, то лошадь падёт, то урожай не удастся. И всем нужны быстрые деньги – чтобы поправить дела, или просто пить, есть, или открыть «свечной заводик». Где их взять и подо что? Правильно, у трезвого, работящего и прижимистого соседа, заложив или продав ему землю, если позволяет закон. Если не позволяет – заложив себя и свой труд на многие годы. Вот и появился кулак-мироед.
И ведь вот он, рядом, толстый, с сальными глазками. И не рассчитаться с ним никак: год за годом только на него и работаешь… На вилы его!
Кулаки не нравились любой власти. Большевикам – по ситуации
В царской России с кулаками пытались бороться, но цивилизованно: новыми законами, новыми финансовыми инструментами (например, появившимися и быстро развивающимися земельными банками, зерновыми биржами и т.д.) На первый взгляд, это странно: кулак был апологетом развивающегося капитализма в аграрном секторе, и государство, по идее, должно было относиться к нему как к своей опоре и стороннику. Но нет – российская власть пыталась дать возможность растерявшимся крестьянам, не умеющим быстро и масштабно прийти к благополучию, хоть как-то существовать, не голодая. Ведь где-где, а уж в России никогда не забудутся крестьянские бунты. А кулак, сам того не осознавая, провоцировал появление новых Разиных, Пугачёвых или Болотниковых. И справиться с ними Империи конца XIX – начала ХХ веков на фоне войн и складывающейся революционной ситуации было бы затруднительно.
Другое дело – новая российская власть! Большевики, что бесспорно, не заморачивались при достижении своих целей ни нормами морали, ни требованиями цивилизованного общества, ни даже собственной выгодой. Точнее, выгода для большевиков виделась лишь в одном: взять и удержать власть. Поэтому поначалу и отношение к кулакам было более чем терпимое: к ним прислушивались, их выдвигали на руководящие посты, их звали в колхозы и совхозы.
Кстати, не всем известно, что первые тысячи (!) колхозов и совхозов появились в Советской России в 1918 году. И лишь с течением времени и развитием того бардака на селе, которую большевики, ни черта, если честно, не понимавшие в сельхозпроизводстве, называли государственной аграрной политикой, кулаков стали изничтожать как класс. Новый такой класс придумали, вопреки своей же классовой теории.
Анти-ленинский принцип: лучше хуже, но больше
К раскулачиванию советское государство пришло в силу нескольких причин. Прежде всего, как полагают многие специалисты-аграрии, при высокой производительности (урожайность на полях у кулаков в 20-30-х годах прошлого века превышала среднероссийскую, очень условно, конечно, на 20-40 процентов, и качество зерна было выше) доля поставляемого кулаками зерна государству в общем объёме поставок была малозаметна. Кулаков было немного: специалисты пользуются этакой формулой «одно село – один кулак».
А для выживания в условиях обрушившихся на советское государство со стороны «западных партнёров» санкций, бездарности отечественных хозяйственников и непобедимой в Советской стране разрухи, как мы все знаем, встала необходимость индустриализации. Для чего страну прежде всего нужно было накормить. И неплохо при этом было иметь излишки продовольствия на экспорт: свои станки и технику Советский Союз производить в достаточном количестве ещё не мог.
Любой специалист-аграрий знает: чем больше обрабатываемый участок, тем проще и дешевле его обрабатывать. Даже при невысокой урожайности и низком качестве государство получит больше продукции, если и контролировать будет проще, и размеры обрабатываемых площадей будут увеличиваться. А увеличить их можно лишь силами крупных хозяйств, обладающих серьёзными людскими и техническими ресурсами. Примерно так: сто лошадей со ста плугами на сто хозяйств и сто наделов – не впечатляет. Колхоз, имеющий сотню лошадей с сотней плугов – это уже сила.
Эти соображения, по мнению большинства исследователей, и стали причиной поголовного «околхозивания» советского крестьянства.
Суд Линча: государственная политика
Если в твой дом пришёл твой сосед, вчерашний должник, ставший при новой власти начальством, и свёл у тебя со двора всю скотину, вывез всё зерно – даже посевное, отнял весь инструментарий да ещё пообещал в следующем году прийти – ты возьмёшься за обрез. Нет, правда, без всякой политики: разве не возьмёшься? Если при этом ты знаешь – или считаешь – что этот сосед бездельник, трепло и пьяница?
Поначалу борьба с кулаками в Советском Союзе была отдана на откуп местным активистам, комсомольцам, коммунистам и сочувствующим. Зря власти на это пошли, не могли ведь не учитывать махровую, чёрную мстительность неудачливого крестьянина, обвиняющего соседа во всех своих бедах…
А может быть, продуманно на это пошла Советская власть: никто не закроет вопрос с кулаком окончательно, ежели соблюдать хотя бы видимость законности. А соблюдения какой законности по отношению к кулаку можно требовать с обиженных голодающих односельчан, его соседей, да ещё в революционные времена? Их после расправы с кулаком, конечно, пожурят – но проблема будет решена.
Разгул террора на селе ещё предстоит оценить и «оцифровать» – однако, тысячи кулацких семей, ограбленных подчистую, избитых и подчас ополовиненных, с начала коллективизации потянулись в дикие степи, тайгу и даже в тундру. Впоследствии, не удовлетворившись результатами (утолив первый голод, сельские комиссары по собственной инициативе лютовать если не перестали, то поутихли), государство взяло процесс раскулачивания в свои руки. Суды Линча, называемые в России самосудами, сошли к минимуму. Линчем стало само государство.
Между Солженицыным и Ягодой
1 мая 1929 года СНК СССР постановлением «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс Законов о труде», впервые по пунктам расписал условия, при которых крестьянин считается кулаком, а его хозяйство – кулацким. Вот эти пункты:
-
Систематически применяется наёмный труд для сельскохозяйственных работ или в кустарных промыслах и предприятиях;
Имеется в наличии мельница, маслобойня, крупорушка, просушка … или другое промышленное предприятие – при условии применения в этих предприятиях механического двигателя, а также если в хозяйстве имеется водяная или ветряная мельница с двумя или более поставами;
Систематическая сдача в наём сложных сельскохозяйственных машин с механическими двигателями;
Постоянная или на сезон сдача в наём отдельных оборудованных помещений под жильё или предприятие;
Занятие торговлей, ростовщичеством, посредничеством, наличие нетрудовых доходов.
С возникновением этого документа процесс раскулачивания принял вид государственной программы, которая завершилась постановлением Совета Министров в августе пятьдесят четвёртого года. Все раскулаченные были реабилитированы, многие – посмертно.
Солженицын утверждает: раскулаченных в Советском Союзе в 30 годы было не меньше 15 миллионов человек. А вот начальник Секретно-оперативного управления ОГПУ, фактически председатель ОГПУ Генрих Ягода в докладной записке Сталину от 12 октября 1931 г. сообщил, что «выселение кулачества из районов сплошной коллективизации, производившееся с 20 марта по 25 апреля и с 10 мая по 18 сентября, закончено. Перевезено 162962 семьи (787241 человек), в том числе мужчин – 242776, женщин – 223834 и детей – 320731, что вместе с выселенными в 1930 г. составит 240757 семей (1158986 человек)».
Куда и откуда выселяли. И это– геноцид
Кулаков разделили по трём категориям, в зависимости от степени опасности, которую они представляли для советской власти.
-
К первой категории кулаков относились главари контрреволюционных организаций, устраивавшие восстания и террористические акты.
Во вторую категорию входили богатые кулаки, состоящие в контрреволюционных организациях.
К третьей категории относились представители остального кулачества.
Главы семей кулаков первой категории подлежали обязательному аресту. Ими занимались представители ОГПУ и прокуратуры. Остальные члены их семей, а также кулаки второй категории были отправлены в дальние районы СССР, где и размещались в специальных поселениях. Третью категорию кулаков вместе с их семьями селили в пределах региона прежнего места жительства, но на территориях, расположенных за землями колхозов.
Вот куда и откуда кулаков выселяли (если не расстреливали), согласно данным, представленным Госархивом РФ:
Официальные данные из этих таблиц косвенно подтверждают цифры, представленные Сталину Ягодой. Может быть, Александр Исаевич пользовался данными неофициальными – 15 миллионов раскулаченных, конечно, больше, чем почти 1,2 миллиона. Но, ни в коем случае не оспаривая утверждение Солженицына, стоит признать: и 1,2 миллиона выселенных, согласно Ягоде – это тоже очень много.
Кстати, в результате коллективизации в СССР численность населения, согласно переписи, уменьшилась более чем на десять миллионов. И это – официальные данные. И это – геноцид. По-другому не скажешь…
Иллюстрации взяты из свободного доступа