Мы — я — в последнее время ужасно полюбили разговаривать. И не так, чтобы с какой-то целью или там со смыслом каким, или чтобы в споре родилась истина. И даже не для того, чтобы высказаться — высказать себя то есть. Нет. Просто сказать. Бросить какое-нибудь слово.
Социальные сети воспитывали нас, воспитывали и довоспитывались: нам стало всерьез казаться, что слово и есть дело.
Слово — это, конечно, важно. В отличие от пули, которая может ранить, слово может только убить. Но словом можно объяснить человеку его жизнь. Словом можно построить и сломать. Создать великую книгу, которая повлияет на жизнь множества людей, и описать открытие.
Да ладно! Не надо тратить много слов, чтобы сказать о том, каким великим может быть Слово. Я не о том. Я о пустословии. О слове, в котором — пустота.
Когда мы были молодые и чушь, конечно, несли не только прекрасную, мы читали огромное количество пустых слов в газетах — тех самых советских, которые классик рекомендовал до обеда не читать. Но это были чужие слова, как и те, что произносились на партийных съездах и конференциях.
Слово заменило дело. Самый простой способ сделать так, чтобы о тебе узнала страна, — написать что-нибудь эдакое
Сегодня этот пустоцвет выдают все — и я тоже — от своего имени в соцсетях. Соцсети — это такой всемирный забор, на котором каждый может нацарапать что угодно. Ну, и царапают.
Слово заменило дело. Самый простой способ сделать так, чтобы о тебе узнала страна, — написать что-нибудь эдакое или напечатать эдакую фотографию.
Мы живем во времена, когда конкретные люди совершают конкретный подвиг. Это врачи. Они спасали людей, многие погибали при этом. Пандемия — говорю о Москве — прошла относительно спокойно. Дальше наши люди изобрели вакцину, и сегодня уже очевидно — бью три раза по дереву — что она останавливает пандемию. Вакцину изобретает не институт, а люди. У них есть имена, фамилии, биографии, мысли, суждения.
Но ни врачи, ни ученые не становятся героями дня. Интерес не в деле — в трепе.
Стоит умереть какому-нибудь красивому актеру, и тут же в телевизор сбегаются некие люди и начинают утверждать, что они — его незаконные дети. Доказательств не предъявляют: произносят слова. Где они были, покуда артист был жив, не объясняют. Они говорят, вокруг тоже кто-то что-то говорит, страна слушает… Либо сочувствует, либо возмущается.
Или вдруг режиссер сочинил манифест, в котором написал много слов… Честно говоря, не очень понял о чем, но о чем-то значительном и судьбоносном, о другом нынче интеллигенция не рассуждает. Слова умные и с претензией на некие открытия.
Максимов: Ельцина травили много и с удовольствием при его жизни
Подобные манифесты пишутся с одной целью: чтобы их обсуждали. Ну, и автора, конечно, тоже. Режиссер известный, но в последнее время как-то больше обсуждают его как артиста, нежели его спектакли. (При этом, замечу, спектакли могут быть и замечательные. Почему у нас о некоторых театральных постановках говорят, а о некоторых нет — для меня загадка. Но это другая проблема.) Как напомнить о себе? Манифестом!
И вот российский режиссер рассуждает о том, как плохо, с его точки зрения, и не туда развивается западный мир. Написано складно и ровно в той степени тяжеловесности, чтобы, с одной стороны, выглядело умно и философски, а с другой — чтобы читатель мог осилить текст. Читатель осилил. И началась, естественно, дискуссия: с ерничеством, изобличениями, обвинениями в корысти и проч.
Недавно я брал интервью у одного из крупнейших у нас в стране специалистов по мозгу, и он сообщил мне, что, несмотря на все катаклизмы, революции и проч. и проч., мозг человека не меняется. А откуда в мире взяться новизне, если не меняется мозг? Все рассуждения о том, что цивилизация идет не туда и необходимо ее спасать, начались, думаю, еще в Древней Греции. "Нет ничего нового под Солнцем", — сказал Екклесиаст не сегодня и не вчера. Но на века.
Хочется человеку напомнить о себе манифестом — ради Бога. Удивляет, что эти, с моей точки зрения, довольно наивные и неточные размышления становятся центром общественного интереса.
Слово нужно еще и для того, чтобы эхом отражаться от одних мыслей к другим. Это ведь немало, правда?
Удивительное дело! Мы с восторгом треплемся о том, на что повлиять не можем. И совершенно разучились говорить о том, что нас непосредственно касается и на что мы влиять способны. Я давно не слышал умного и интересного разговора, например, о любви. Не о том, кто с кем, когда и зачем — а вот именно о любви, о ее законах или об отсутствии таковых. Или — честный разговор о воспитании, о том, что значит видеть в ребенке человека и как этого достичь.
О мировых проблемах, о влиянии Запада на нас и нас — на Запад — это сколько хотите. Еще очень любимая тема: пути развития России — по ней только ленивый не оттягивался, хотя Россия, как известно, развивается так и туда, как и куда никто никогда предсказать не может.
А вот про близкое поговорить, про то, что каждый может изменить, — это нет. Трудно потому что.
"… А зачем вы написали все это? — возможно, спросит меня кто-то из читателей "Российской газеты". — Чтобы что?" Отвечу. Чтобы люди, которые думают также, понимали, что они не одиноки. Что кто-то размышляет так же, как они. Что их мысли печатают в газете.
Слово нужно еще и для того, чтобы эхом отражаться от одних мыслей к другим. Это ведь немало, правда?