И так — денек за деньком. 21 июня президент Путин присвоил Денису Проценко и троим его сотрудникам звание Героя Труда. Награждение состоится позднее. Пока не до торжеств. У докторов длится вахта. Или трудовая, или боевая…
О знаке
— Не увидел у приемного покоя столпотворения карет «скорой помощи», Денис Николаевич. Отпустило?
— В Коммунарку как и раньше раз в день поступает около 30 пациентов. В конце апреля, на пике, у нас было шестьдесят госпитализаций в день. Понимаю, что коллеги в 15-й поликлинике любые день воспринимали до 100 человек, почти все из которых были кислородозависимы. Это большая перегрузка, грандиозная…
Наверняка, уже можно гласить, что отпустило — по сопоставлению с тем периодом. Большая часть столичных стационаров возвратились к прежнему ритму, мы же пока работаем на COVID-19 и внебольничную пневмонию.
— За эти месяцы появлялось чувство, что поплыли, утратив контроль над ситуацией?
— Никогда! И мы, главврачи, и департамент здравоохранения Москвы работали сообща, одной командой, которая стремительно реагировала на возникавшие трудности и находила решение.
Из-за этого, к слову, испытываю огромное смущение: меня сделали чуток ли не эмблемой борьбы с COVID, хотя пахали все идиентично.
— Кто-то был должен взять на себя эту роль.
— Понимаю, но все равно тяжело. Я занимался тем, чем должен, чему меня учили. Как анестезиолог-реаниматолог и управляющий стационара организовывал неотложную, критическую помощь в особенных критериях. Вот, фактически, и все.
Грудью на дзот не кидался, буквально для вас говорю.
— Но славу получили практически галлактическую.
— Не понимаю, что с сиим созодать… Награда не моя, а нашей команды. Не только лишь 40-й поликлиники, а всех докторов Москвы.
— Было бы удивительно, если б вы не произнесли чего-то подобного.
— Это незапятнанная правда!
— Но в лицо-то выяснят вас. Билборды с вашим портретом по всей Москве висят. Сейчас вот Звездой Героя одарили…
— Полностью к этому не готовился, даже представить не мог. Хотя, непременно, приятно, что отметили.
Но, к слову, медаль пока не вручили. У меня и дресс-кода пригодного нет, видимо, придется по такому случаю брать костюмчик. Обычно хожу в джинсах, блейзере…
Прислушивался к внутренним ощущениям и могу честно сказать, что не чувствую себя героем. С иной стороны, понимаю: это весьма принципиально для моих родителей. Они гордятся, и мне приятно. На восемьдесят процентов эта Звезда — их награда. Генетика, воспитание (целенаправленное формирование личности в целях подготовки её к участию в общественной и культурной жизни), образование…
Смогли разъяснить, что такое отлично и что такое плохо.
— Вы ведь потомственный доктор?
— Да, мать по специальности — микробиолог, отец — челюстно-лицевой хирург, старший брат Алексей — кожвенеролог.
Денис Проценко с матерью Алевтиной Чарыевной, папой Николаем Ивановичем и старшим братом Алексеем.
О подготовке
— Со Звездой, будем считать, разобрались, а к тому, что история с коронавирусом — это серьезно и навечно, вы были готовы?
— Город готовился к вероятной опасности, но масштаб бедствия мы оценили не сходу. Сначала февраля находился проф скептицизм. В Азии в чем либо похожие вспышки происходят повсевременно. Помните, MERS проехался по Ближнему Востоку, нас он очень не затронул. Вот и в этом раз было колебание.
Но когда полыхнула Италия… Приблизительно в те деньки мне на WhatsApp поступил звонок с незнакомого номера, и девочка-анестезиолог с русскими корнями, которая вышла замуж за итальянца, захлебывающимся от волнения голосом стала орать в трубку: «Денис Николаевич, отыскала ваш телефон и желаю предупредить, что скоро ожидает Россию! Начинайте готовиться…»
У нас была закрытая группа в Telegram: САРС — Общество анестезиологов-реаниматологов столицы.
— Любознательная аббревиатура…
— Да, игра слов, специально избрали заглавие, созвучное с SARS — томным респираторным синдромом (В медицине и психологии, термин синдром ссылается на ассоциацию некоторого количества клинически распознаваемых симптомов).
В группу входили докторы не только лишь из Москвы, да и из остальных регионов, мы обсуждали сложные случаи, делали дистанционные консилиумы. Во докторских дискуссиях есть узкий этический момент, потому САРС и была закрыта для сторонних.
Но когда Аня, та сотрудник из Италии, позвонила мне и поведала, что происходит в Ломбардии, мы с ребятами приняли сложное решение, сделав нашу группу открытой. И в комфортном чате на полторы тыщи анестезиологов-реаниматологов, которые за три года существования уже виртуально знали друг дружку, за несколько часов возникло четырнадцать тыщ подписчиков.
Аня начала выкладывать там данные, мы стали обмениваться всей доступной информацией. Наверняка, в марте это был один из самых фаворитных ресурсов по теме COVID-19. А далее к нашему чату прикрутились ребята-переводчики. Они организовали свою группу и стали переводить нам статьи с различных языков — японского, китайского, итальянского. На британском мы читали сами. Сейчас его должен знать хоть какой уважающий себя доктор. Недозволено современно развиваться, не будучи билингвой, не владея в совершенстве зарубежным языком. Как минимум одним…
Так с конца февраля мы стали погружаться в тему новейшего коронавируса.
Москва. Поликлиника N40 в Коммунарке. Фото: Владимир Нордвик
— Когда было определено, что Коммунарка станет ковидным лазаретом?
— Это управленческое решение, совсем явное и логичное. До открытия поликлиники в постоянном профиле оставалось три недельки. Уже расставили мебель и аппаратуру, ребята инспектировали ее эксплуатацию. Мы находились на низком старте, 15 марта в Коммунарку должны были переезжать 1-ые онкологические отделения.
Отлично помню: в 10 часов утра 1 марта позвонил замруководителя департамента здравоохранения Москвы Алексей Сергеевич Токарев и произнес мне, что в полдень встречаемся на Коммунарке всей командой, включая служащих родильного дома, входящего в состав 40-й поликлиники. То воскресенье и последующую ночь (то есть темное время суток) мы провели совместно. Готовились, а уже около 2-ух часов ночи 2 марта поступил 1-ый пациент.
— С коронавирусом?
— Из группы риска. 1-ый месяц Коммунарка работала как наблюдательный лазарет. К нам везли тех, кто находился под подозрением, и мы на две недельки карантинизировали их тут.
А с 1 апреля началась настоящая история, когда стали поступать практически 100 процентов ковидных нездоровых.
На заборах можно писать и такое. Пациентов Коммунарки поддержали поклонники «Спартака». Фото: РИА Анонсы
О отказниках и бороде
— Сколько у вас было отказников из числа докторов?
— Не достаточно. Может, человек 10. Почти всех коллег из старшей возрастной группы мы сами попросили не приходить. Чтоб не рисковать их здоровьем.
— Как вы реагировали?
— Полностью расслабленно. Еще честнее сказать, как есть, чем имитировать работу, которая не выходит. С почтением отношусь к людям, не ставшим скрывать правду. Для этого ведь тоже нужна определенная смелость.
Тем наиболее они продолжили работать в наших остальных подразделениях, нековидных.
Из-за отказа выходить в «красноватую зону» мы никого не уволили. Если кто-то ушел, то только по собственному желанию.
— А у вас когда пропал ужас, Денис Николаевич?
— Да его и не было. А чего же, скажите пожалуйста, страшиться?
Давайте так: мне 44 года.
— Помирать рановато.
— Я и не собирался. Ситуацию оценивал правильно. С учетом возраста фактор риска томного течения заболевания был мал. Будь мне 80 лет, не считая того, страдай я одышкой и имей сладкий диабет, тогда поход без защитного костюмчика в «красноватую зону» смотрелся бы безбашенностью.
— А почему вы бороду не сбрили? Нарушение!
— Строго говоря, в регламенте ничего подобного не записано, но я постриг, укоротил.
Разве же это борода? Так — щетина в пару см.
— Издавна носите?
— Лет 10 уже, наверняка. Привык…
Хотя признаю, что наличие доборной растительности на лице наращивает риск негерметичности средств персональной защиты.
Услышьте!
О заболевания
— Какого числа вы захворали?
— В среду 1 апреля, если не ошибаюсь.
— Шуточка в Денек юмора не зашла…
1-ая идея, когда узнали о положительном тесте? Очень натужились?
— Уже начал покашливать и осознавал, к чему идет. Сейчас ковидный кашель ни с чем не перепутаю. Научился различать. Говорил в апреле-мае с сотрудниками, с кем-нибудь из заведующих реанимацией, и слышал на другом конце свойственное кхе-кхе. У этого кашля особые интонации. Не глубочайшие надсадные, а такие вроде бы поверхностные. Плюс чувство непроходящего першения. Сходу можно ставить диагноз (медицинское заключение об имеющемся заболевании).
— И вы на для себя это изловили?
— Да. И закрылся в кабинете, а приемную, где секретарь посиживает, употреблял в качестве шлюза. Мне девчонки ставили пищу, уходили, я забирал, проветривал помещение… С бытовухой мы стремительно разобрались.
А наутро я начал пить лекарства. Тогда еще не было отрицательных отзывов на гидроксихлорохин, стал принимать его. Жуть, естественно, какие он вызывает чувства…
— Некомфортно было?
— Ну, диспепсия, дискомфорт в верхнем отделе животика, подташнивание и так дальше… Сообразил, что не чувствую вкус пищи и запах одеколона. Я как раз укоротил бороду, состриг машиной под единичку.
Вот, фактически, и все.
А через две недельки получил два отрицательных теста и снял блокаду, возвратился к настоящей работе.
— Температурили?
— Естественно. Болезнь протекала приемлимо, но нетяжело. Потому и сумел не выпадать из процесса.
— По телефону рулили?
— Мы продвинутые! Организовали дистанционный осмотр, внедрив концепт, который именуется «шлем реаниматолога». С его помощью можно проводить консультации на расстоянии. Устройство надевается на голову доктору, в него встроена камера с разрешением high definition, микрофон. Шлем соединяется с wi-fi и по закрытому каналу передает сигнал сходу на планшет. Я могу виртуально оказаться рядом с хоть каким нездоровым, с самым томным. Эту систему мы оперативно запустили и в остальных поликлиниках Москвы, вели дистанционные консультации.
24 марта 2020 года. Коммунарка. С Президентом РФ (Российская Федерация — государство в Восточной Европе и Северной Азии, наша Родина) Владимиром Путиным и мэром Москвы Сергеем Собяниным. Фото: ТАСС
О визите Путина
— Путин был в Коммунарке за длительное время до того, как вы заболели?
— По-моему, за недельку. Даты в голове перепутались, нужно в календаре глядеть. Кажется, президент приезжал 24 марта.
— Его визит стал вам сюрпризом?
— Абсолютным!
Могу поведать, как было. Я собирался встречать Сергея Собянина. В тот денек утром находился в институте Склифосовского, у нас был кооперативный обход с академиком Сергеем Петриковым, директором Склифа. Там скопилось много томных нездоровых, а я ведь не только лишь главврач Коммунарки, но к тому же основной анестезиолог-реаниматолог Москвы. Наши коммуникации были весьма важны не для какого-то супервайзинга, контроля, а, быстрее, как обмен опытом. COVID-19 — болезнь новенькая, протоколы исцеления лишь писались…
Главврач поликлиники в Коммунарке сказал, как лечился от коронавируса
Словом, я находился на плановом обходе в «красноватой зоне» Склифа. Айфон с собой не брал, оставил ассистентке Петрикова. У себя в поликлинике мы используем прорезиненные аппараты IP-телефонии, которые позже обрабатываются, в Склифе в ковидном корпусе используют рации.
И вот, означает, мы выходим, мне протягивают айфон и напряженно молвят, дескать, поглядите, кто для вас звонил, Денис Николаевич… Посреди кучи незнакомых абонентов вижу номера министра здравоохранения и мэра.
Я набрал Сергея Семеновича. Он задал вопрос, где я, и, выслушав ответ, произнес: «На данный момент придет машинка. Желаю с вами побеседовать. Встретимся в Коммунарке».
В поликлинике я узрел мэра, остальных ответственных товарищей… Мне произнесли: «Что стоишь? Иди, воспринимай гостя». Подъехал «Аурус», и здесь я до конца все сообразил.
Наверняка, не выдам военную тайну, если скажу, что ни коптеры вокруг не летали, ни какие-то доп меры не вводились. У нас и так земля закрытая, вход через КПП (Контрольно-пропускной пункт — пункт, предназначенный для контроля за проходом (посещением) и пропуска на территорию какого-либо объекта).
Наиболее того, докторы и медсестры, которые лицезрели президента лишь в реанимации и приемном отделении, только из вечерних теленовостей узнали, кто был человек в желтоватом защитном костюмчике, который произнес им: «Спасибо за работу, ребята, держитесь!»
— Даже так?
— Ну, как? Прогуливаются два человека: один — в белоснежном СИЗе, 2-ой — в желтоватом. Зашли в первую палату, там лежал наш сотрудник. Почти все позже пробовали его хейтерить, писали, дескать, подстава… Но это был настоящий пациент, доктор.
— А вы где изловили вирус?
— Буквально не в Коммунарке. Числа молвят, что заболеваемость докторов в ковидных центрах Москвы ниже, чем в других поликлиниках городка. Мы с самого начала были настроены серьезно.
У нас переболело 18 процентов докторов. В штате около 800 человек, из их 570 находятся повсевременно. Отдельная гордость, что не утратили никого из нашей команды.
Потому и убежден, что захворал COVID не на работе. Перед инфецированием я давал много интервью, ездил на какие-то наружные встречи. Кое-где там и схватил.
О пациентах
— Сколько через Коммунарку прошло пациентов?
— Около 4 с половиной тыщ. Подавляющее большая часть — COVID-подтвержденные.
— Вы же берете не всех попорядку?
— 99 процентов людей, которые лечатся у нас, попадают в Коммунарку по каналу и наряду «скорой помощи». Никакой сортировки не происходит. Кто-то приезжает самотеком. Мы не отказываем и им. Человеку безвозмездно сделают КТ (Компьютерная томография — метод неразрушающего послойного исследования внутренней структуры объекта) и общий анализ крови (внутренней средой организма человека и животных), возьмут мазок, померяют температуру. Но мы не всякого госпитализируем.
Есть определенные аспекты. Не принимаем нездоровых с нетяжелым течением и маленьким объемом поражения легочной ткани (Строение тканей живых организмов изучает наука гистология).
Потому не нужно мыслить, как будто в Коммунарке лишь Лев Лещенко лечился. Хотя был момент, когда у нас сразу лежали известные медийные личности, музыканты и певцы. Но тут лечилось и весьма много наших коллег-медиков, пациенты полностью различных соц слоев. Мы принципно не оказывали платных услуг, работали только по ОМС. В Коммунарке даже нет отдела платных услуг. Позже покажется, но не во время пандемии, правда?
Это все сказки, как будто перевозка в клинику в Коммунарку стоит триста тыщ рублей. Кое-где мерцала таковая дезинформация.
Иноземцы — у нас было несколько томных пациентов — очень удивлялись: современная поликлиника, одно- и двухместные палаты, пакет питания, как в Аэрофлоте… И за все это не нужно платить? Как так?
А мы популярно разъясняли, что критическая мед помощь по Конституции Русской Федерации оказывается безвозмездно.
Снимок из «Фейсбука» Дениса Проценко: «Весьма принципиальная для нас фото! Фото, которую попросил создать сам пациент 94 лет. Наиболее 40 дней интенсивной терапии (терапия — процесс, для снятия или устранения симптомов и проявлений заболевания), 28 дней ИВЛ. Сейчас на самостоятельном дыхании передали его на последующий шаг реабилитации».
О протоколе
— Много народу не удалось спасти?
— Около 7 процентов от общего числа госпитализированных. С марта — наиболее трехсот 30 человек…
Мы изучали болезнь, пересмотрели некие подходы. А именно, начали вести пациентов очень допустимыми дозами фармацевтических средств, используя один и этот же продукт в различных пропорциях зависимо от определенных клинических ситуаций.
— Что скажете про ИВЛ?
— А что вы желаете услышать?
Центр "Вектор" 27 июля начнет испытание вакцины от коронавируса
Естественно, это жизнеспасающая стратегия, но если пациент с COVID подошел к ИВЛ, возможность, что он с него сойдет, меньше, чем в целом в популяции. Потому одна из задач анестезиологов-реаниматологов и всей команды была в том, чтоб применять остальные приемы улучшения оксигенации, насыщения крови (внутренней средой организма человека и животных) кислородом, чем интубация трахеи и перевод на искусственную вентиляцию легких.
— В итоге отыскали лучший протокол?
— Это ранешняя укладка на животик и кислородотерапия. Если зайдем в «красноватую зону», на данный момент две третьих пациентов у нас кислородозависимых, и они лежат спиной ввысь, обняв подушечку. Чтоб был полезный эффект, нужно так находиться не наименее 16-18 часов в денек. А это тяжело на физическом уровне.
Потому объясняем, убеждаем. Отлично, что у нас есть бесплатная сеть wi-fi: кислород — в нос, подушечка — под грудь и — пожалуйста: читай, смотри ролики в YouTube.
— Фавипиравир используете? Его чуток ли не панацеей именуют…
— Томным нездоровым не назначаем, лишь при среднетяжелом течении. Данные по нему различные. Жители страны восходящего солнца поначалу произнесли: да. Позже — нет. Клинические исследования молвят, что понижается время вирусемии — состояния организма, когда вирусы попадают в кровоток (Кровь — внутренняя среда организма, образованная жидкой соединительной тканью) и могут распространяться по телу.
Нужно следить…
Как ни феноминально, на данный момент у нас сделалось больше жалоб, что в Коммунарке не вылечивают.
— Другими словами?
— Весь протокол — антипиретики, жаропонижающие препараты. Если у пациента температура 38 градусов, он лежит на животике, получает кислород и два укола в денек — противосвертывающую антикоагулянтную терапию (терапия — процесс, для снятия или устранения симптомов и проявлений заболевания). Все!
Мгновенно начинаются претензии: «Мне плохо, а докторы не вылечивают». Но мы противники полипрагмазии — использования огромного количества фармацевтических препаратов.
И 2-ой момент касается пациентов с медиаторным штормом.
— Это что означает?
— Реакция организма на атаку небезопасными вирусами либо микробам. Иммунная система, на самом деле, выходит из-под контроля. У нас накопилась большая база исследовательских работ о применении ингибиторов интерлейкинов, на биологическом уровне активных препаратов, блокирующих воспаление (Воспаление — сложная местная реакция организма на повреждение). Естественно, до их лучше не доходить. Большенный риск попадания в реанимацию.
О пилюле и вакцине
— Означает, магической таблетки пока нет?
— Думаю, ее и не будет. Одной из тем моих научных интересов является сепсис, лекарства, исцеление томных зараз.
Ах так вы считаете, что уничтожит население земли — микроорганизм либо вирус?
— Думаю, люди сами себя удачно загубят.
— По сути это весьма непростой вопросец. Контагиозность, грубо говоря, «заразительность» вирусной инфекции (Термин означает различные виды взаимодействия чужеродных микроорганизмов с организмом человека), еще выше, чем микробной. Тем не наименее в 2014 году ВОЗ сделал расчет, что к середине этого века от зараз, вызванных устойчивыми ко всем лекарствам бактериями, предположительно умрет около пятидесяти миллионов человек, что превзойдет число смертей от рака.
— А уханьский коронавирус быть может биологическим орудием?
— Не думаю. Тогда оно не весьма массивное, согласитесь. Индекс контагиозности должен быть совсем другим.
— На другом полюсе — ковидиоты, они не веруют в пандемию, считая ее частью мирового комплота. Что гласите им, Денис Николаевич?
— В целом я очень терпимый человек, если речь не о соблюдении требований по работе. Тут могу сказать: почему ходите без маски и нарушаете больничный режим?
Но созодать кому-то замечание на улице либо в магазине… В конце концов это вопросец воспитания. Если в публичном месте нанесена разметка, требующая соблюдения дистанции в полтора метра, сам я буду ее держать, но с тем, кто нарушит, навряд ли стану конфликтовать. Раз человек не осознает, его недозволено вынудить. Проще создать шаг в сторону.
— А вакцина от COVID-19 будет?
— Ее должны отыскать. Вопросец когда. Есть понятие — good clinical practice с определенными временными лагами. Можно ли именовать вакцину неопасной при наблюдении за ее действием в течение месяца?
— Вы как считаете?
— Лучше спросить проф вирусологов. Не моя специализация. Но из открытых источников вижу, что в среднем уходило 18 месяцев. На разработку, оценку… Вакцина обязана быть действенной и неопасной. Осознаете, если мы с вами выпьем литр дуста, быстрее всего, вирус погибнет, но неувязка в том, что ранее умрет сам пациент.
Соблюдение разумного баланса — самое принципиальное в хоть какой разработке. Как-то я оказался в США (Соединённые Штаты Америки — государство в Северной Америке) на заводе, где изобретают лекарства. Любой денек химики синтезируют по 100 молекул. При всем этом новое лечущее средство возникает раз в 5-7 лет. Почему? Обстоятельств масса.
Молекула может не работать на практике либо оказаться ядовитой. И так дальше.
От момента синтеза на хим заводе до выхода в клиническую практику тянется весьма длинноватая цепочка. Потому современные фармацевтические препараты настолько дорогостоящие.
О легендах
— Что, по-вашему, лучше — переболеть либо беречься?
— 2-ое. Понимаете почему? Никто пока не понимает, как устойчив иммунитет, который возникает в итоге заболевания.
Случаев повторного инфицирования не зафиксировано, хотя единичные описания встречаются. Сейчас нет полной убежденности, что, раз переболев, ты закрыл данную тему себе навечно.
— А правда, что курильщики пореже и легче хворают COVID-19?
— Не готов гласить ни да, ни нет, мы на данный момент специально оцениваем эту базу. Честно скажу, есть темы, к которым отношусь сдержанно, пока не увижу доказательства. Существует культура научных публикаций. Необходимо написать работу по определенным правилам с внедрением статистического аппарата. Позже получить оценку профессионалов. Если те увидят шероховатости по статистике, непременно запросят первичную базу. Только опосля этого статья покажется в суровом журнальчике. Она может год ожидать очереди на публикацию. Это типичная гарантия свойства.
Потому не готов вот так просто заявлять, что курильщики меньше хворают. Через полтора-два года поведаем.
— И про собачников?
— Мы не проводили такую аналитику, и я не лицезрел ни одной суровой статьи на данную тему.
Повторю, я анестезиолог-реаниматолог и не считаю себя профессионалом по COVID-19. Жизнь принудила в это погрузиться. Но буквально не навечно. Почему в свое время я избрал такую специальность? Не могу длительно посиживать на месте, заниматься кое-чем одним. Мне необходимо некое действие. И не только лишь головой, да и руками. Анестезиологи-реаниматологи не оперируют, зато почти все делают — катетеризируют, дренируют артерии (артерии — сосуды, несущие кровь от сердца к органам, в отличие от вен, в которых кровь движется к сердцу), ставят всякие датчики и так дальше.
Неизменное движение — то, что мне необходимо.
О выборе
— Вы когда с будущей профессией обусловились, Денис Николаевич?
— В девятом классе. Начал двигаться мыть полы в отделение реанимации и сообразил, к чему в итоге приду.
— Вас кто-то привел в больничные покои?
— Брат обучался на первом курсе мединститута и подрабатывал санитаром, а его студенческая тусовка нередко собиралась у нас дома.
Алексей в итоге избрал другую специальность, я же застрял в реанимации. Правда, в девятом классе задумывался, что впереди меня ожидает месяц романтики с ночными дежурствами, но, оказалось, что школьники могут работать лишь в дневную смену — с восьми утра до 4 часов полудня.
— Сколько для вас заплатили?
— 64 рубля. Это 1989 год. Для несовершеннолетнего санитара в отделении реанимации острых отравлений — нормально!
История любознательная… Я ведь занимался в Ашхабаде в спецшколе с углубленным исследованием британского и был должен идти в институт на языки.
На что отец мне тогда произнес: «Слушай, юноша, познание языков в современном мире — не профессия». У папы был приятель-переводчик, окончивший МГИМО, и он гласил, что необходимо обладать 5-6 языками из различных групп, тогда ты полиглот, и это твоя специальность. Но учеба (совокупность организованных мероприятий, направленных на получение знаний, умений, приобретение опыта) отбирает много лет, не считая того нужно раз в день заниматься тренингом, по другому языки уйдут.
Словом, папа провел со мной воспитательную беседу, а позже на моем столе вдруг возникли «Записки доктора» Булгакова…
— Откуда любопытно?
— Думаю, отец подсунул. Совпало: эта книжка, дискуссии с братом, сознание, что мы — мед семья, а я, означает, из подросткового протеста не желаю продолжать династию…
Начал двигаться в санитары, чтоб проверить себя. Так все и вышло.
— И супруга — сотрудник?
— К счастью, нет. Алена — экономист.
Ребенок, похоже, тоже не пойдет по моим стопам.
— Сожалеете?
— Нет. Для меня весьма принципиально, чтоб не я определял, кем Настя желает быть. Произнес дочке: «Это твой выбор». Хотя она отволонтерила тут, в Коммунарке. В июне отработала админом в лаборатории. В «зеленоватой зоне», естественно.
— И как?
— Я тоже задал вопрос: «Не передумала, Настя?» Ответила: «Нет же, доктором не буду». Говорю: «А для чего же к нам пришла?». Растолковала: «Нереально столько времени дома посиживать, а волонтерство в поликлинике — верный способ выхода из изоляции». Естественно, за ранее я поглядел иммуноглобулин у дочки. Показатель оказался высочайший. Она сконтактировала с вирусом бессимптомно, без температуры и кашля. Потому я совсем расслабленно запустил ее сюда. Никакого риска не было.
Выстраданный призыв. Фото: РИА Анонсы
О 2-ой волне
— Сейчас докторов чествует как героев, но мы же знаем, что от любви до ненависти — один шаг. Вы готовы к такому повороту сюжета?
— С первого денька. Мне кажется, уже все возвратилось в обычную колею. Тем, кто почтительно относился к докторам, и COVID был не нужен. Для людей, которые как-то пострадали от докторов или считают, что пострадали, думаете, эпидемия как-то поправила ситуацию? Поверьте, никто из нас не считает себя героем. Мы делали бы это и на истинной войне, а не вирусной. Тот, кто пережил в медицине девяностые и остался в профессии, никуда уже не уйдет. Это не работа, а стиль жизни.
Строго говоря, мы ведь ничего больше не умеем. Вот реально. Лишь нездоровых вылечивать. Если уходить из профессии, остается такси водить…
— Вы сравнили пандемию с пенделем, который COVID отвесил населению земли. Как он точен и силен, чтоб мы усвоили урок?
— Основное, что пинок пришелся впору. Мы стали забывать о том, что постоянно необходимо держать в голове. Коронавирус почти все поменял, с моей точки зрения. Скажем, культуру гигиены.
Еще мне кажется, что люди сообразили: без обоюдной поддержки и выручки выжить нереально. И внутренняя порядочность никуда не пропала.
Понимаете, сколько волонтеров давали нам помощь? Либо перечислить для вас хозяев закрывшихся на карантин ресторанов, которые продолжали безвозмездно подкармливать докторов в ковидных центрах? 10-ки фамилий! Что это — бизнес? Нет, естественно. Желание кое-чем посодействовать, отблагодарить. В этом смысле пинок оказался весьма к слову, он смог соединить наше общество перед лицом суровой трудности.
— 2-ой волны не избежать?
— Не понимаю, честно скажу. Прошлые суровые вирусные атаки обычно протекали в три шага, которые растягивались на полтора-два года.
Как пойдет в сей раз, никто сейчас не ответит. Как на данный момент иммунизировано население, будет ли стойким иммунитет… Весьма много «если». И география вируса странноватая, судя по вспышкам. В Италии север полыхал, а юг — нет. Как-то весьма стремительно зажегся Нью-Йорк. Позже вдруг погас. Зато жарко во Флориде, Техасе, Калифорнии. Очаги в различных районах. В Рф по другому происходило: 1-ый удар пришелся на въездной хаб — Москву. Столица, сколько могла, задерживала. Потом началось плановое распространение.
Трудно сказать, что далее будет.
Дочь Настя.
О планах
— На что себя настраиваете?
— До конца года будем ковидным центром.
— А далее?
— Есть план отмывки поликлиники и возврата к профилю, который вначале закладывался: триста онкологических коек, мощнейший сосудистый центр, травматология, нейрохирургия, два этажа операционных, большенный реанимационный модуль, продолжение строительства и приемка в наиблежайшие несколько лет примыкающих корпусов.
— Сколько их обязано быть?
— Девять. Пока работают четыре.
— Отстроитесь, и начнется обычная, а не авральная работа?
— У меня специальность таковая, что всегда нахожусь в аврале. Снова без пафоса повторю, что медицина критичных состояний — постоянно томные нездоровые, ночные консультации, неотложность.
Естественно, с течением времени вялость скапливается. Не так давно меня позвали в передачу «100 вопросцев взрослому», в какой ребята спрашивают гостя обо всем, на любые, самые нежданные темы. Настя тоже была посреди участников, брал ее с собой на запись. Дочка спросила: «Папа, а у нас будет отпуск в этом году?»
— Что ответили?
— Надеюсь, да, будет. Обычно мы отдыхали в летнюю пору, а в 2020-м все пошло по другому. Охото веровать, что в сентябре, если не случится никаких коллизий, получится дух перевести.
— Сколько часов обычно спите?
— Мне хватает пяти-шести. Я — жаворонок, просыпаюсь за 5 минут до будильника. Он звонит в 5.15 утра. Засыпаю поближе к полуночи…
По-другому не выходит. Мне кажется, в таком режиме живет большая часть докторов мира. И на Западе врачи пашут весьма много. Если ты не трудоголик, не станешь неплохим специалистом. 100 процентов!
— Итак, подъем в четверть шестого утра, а далее, Денис Николаевич?
— Чашечка кофе, разбор оперативной почты и — на работу. Если дождика нет, пищу сам на байке, в нехорошую погоду — на машине.
— Когда добираетесь в Коммунарку?
— Около 7 утра. А далее — круговерть до вечера.
Байк — редчайшая возможность побыть наедине с собой.
О байке
— Какой у вас, к слову, металлический жеребец?
— Harley-Davidson.
— Издавна обзавелись?
— Годом ранее, когда возникло осознание, что детские мечты и настоящая потребность передвижения по городку начинают совпадать. Наверняка, хоть какой мальчик грезит о мопеде либо байке. Я не исключение. До сорока 3-х лет с стальным, как вы выразились, жеребцом не складывалось, а здесь вдруг понял, что в Коммунарку из района Белорусской, где живу, удобнее добираться в седле. К делу отнесся фундаментально, всю зиму два раза в недельку занимался по вечерам в скрытом ангаре, обучался неопасному и проф вождению байка, что весьма принципиально.
Собственных первых спасенных доктор Продеус вынул из затонувшего танка
К слову, выбор марки тоже почти во всем с сиим же связан. Harley изредка попадают в трагедию. Он движется нерасторопно, равномерно, внушительно, что минимизирует опасности. У меня средняя скорость по городку — 80 км в час. Если резвее, неуютно себя чувствую. Выигрыш идет не за счет скорости, а маневра, в том числе езды в междурядье в пробках.
— Ваш личный рекорд?
— Говорю же: у меня нет цели гонять стремительно. Обычно добираюсь от Белорусской за 35 минут.
— В которой-нибудь байкерский клуб вступили?
— Нет, естественно. У меня на байке так и написано: Lone Wolf, no club.
— Одинокий волк, означает?
— Клубы — та же секта (понятие, которое используется для обозначения религиозной группы, отделившейся от основного религиозного направления), разновидность религии. А я — безбожник.
— Как, наверняка, и большая часть докторов.
— Не факт. К примеру, мой отец с годами пришел к вере. Весьма личная, пикантная сфера…
Ворачиваясь к Harley-Davidson, скажу, что у меня есть друзья-мотоциклисты, с которыми общаюсь. Если получится, рванем в Суздаль на мотофестиваль.
Понимаете, чем еще неплох байк? Пока пищу, выключаю телефон, чтоб не отвлекаться за рулем ни на что стороннее. Редчайшая возможность побыть наедине с собой. Хотя бы полчаса. Научился ее ценить…