Илья Сергеевич, правда, что в своей школе каждый год вы задаете ученикам вопрос: «Кто такая хорошая учительница?»
Илья Демаков: Да, мы проводим этот опрос вместе с психфаком СПбГУ, и прелесть опроса в том, что нужно ответить только на один вопрос. Топовые, самые популярные ответы повторяются. В младших классах хотят, чтобы учительница была доброй, в средних — справедливой, а в старших — интеллектуально интересной. В этом году мы сможем иначе посмотреть на эти результаты: у нас есть предварительная договоренность интерпретировать данные с позиции психолингвистики вместе с Татьяной Черниговской, профессором кафедры общего языкознания СПбГУ.
Жизнь меняется, а ответы повторяются?
Илья Демаков: Это как красная лампочка, которая мигает все сильнее и сильнее: дефицит живого человеческого общения! И без всякого коронавируса дети сигнализировали: хотим, чтобы с нами говорили!
В Минпросвещения выработают новые правила оплаты труда учителей к 2021 году
А почему речь только об учительнице? Мужчины в школу по-прежнему не идут?
Илья Демаков: Мы намеренно заострили вопрос, потому что 89 процентов учителей в российских школах по-прежнему женщины. Уж так установилось в нашей культуре, что вопросы воспитания и детства связаны с женским образом.
И слово «учительница» — мягкое, родное…
Илья Демаков: Согласен. Эмоции — самое человеческое, что в нас есть. С моей точки зрения, выходить к доске, предполагая, что ты лишь носитель каких-то знаний, — безумие. Тогда тебя легко можно заменить любым цифровым инструментом. Большую часть того, о чем мы рассказываем, несложно найти с помощью поисковой машины или (это хороший вариант) в библиотеке.
Коллега как-то написала об особенности эпохи пандемии: союзники России не только армия и флот, но и учитель с врачом. Как вы справились с удаленкой, в геометрической проекции возросшей отчетностью, с бесконечным бульканьем?
Илья Демаков: Во всякой ситуации есть и плюсы, и минусы. Например, впервые родители наших учеников увидели, сколько всего происходит в школе с ребенком. До сих пор это была совсем не очевидная для них история…
Работа учителя — это не спринт, иногда надо поберечь силы
Многие в настоящем шоке от детских «классных работ» на дому. С одним своим учеником не справляются, а какое напряжение организовать тридцать!
Илья Демаков: Сейчас взрослые двумя руками за очную форму. Пандемия помогла им изменить свое отношение к учительскому труду, понять, что это не просто, как говорилось в фильме «Розыгрыш», «тридцать лет и три года сидеть на своем стуле и объяснять учебник математики». Да, и границ между рабочим и личным временем почти не стало. Не удается вынырнуть их школьной реальности. Наша профессия — круглосуточная. И я не уверен, что это хорошо.
Вам не кажется, что школьные учителя по какой-то дурной советской традиции недооценены, скажем, деньгами, зарплатой. Нестоличный Учитель года в интервью нашей газете пожаловалась, что думает, на что купить новую куртку.
Илья Демаков: Это огромная проблема. У нас есть общая рамка ожидаемых результатов: ЕГЭ, ОГЭ, ВПР дают одинаковые требования к ученикам столичного педагога и его коллег, которые работают за Полярным кругом. Но какие разные усилия нужно приложить, чтобы добиться результатов! Я много езжу по стране, и вот история, которая мне кажется показательной. Ямало-Ненецкий автономный округ. Значительная часть жителей — коренные народы, которые живут в кочевьях. Их дети, достигающие школьного возраста, обычно переходят в интернат. В 90-е годы бывали случаи, когда они из этих интернатов сбегали, потому что сама обстановка была им непривычна. А кругом — тундра. Если ребенка быстро не вернуть, замерзнет. И коллеги на Ямале, по-моему, совершили профессиональный подвиг. Они придумали кочевое образование. Учительница работает с детьми в самом кочевье, и они за это время психологически и на уровне навыков оказываются готовы к школе. Сама система продумана, кстати, вплоть до быта: педагогу, которая, конечно, не владеет кочевой техникой, помогает женщина из местных, которая знает, как ставить чум и править нартами. В штатном расписании отдела образования для нее появилась даже специальная должность: кочевая учительница. Ребята за несколько систематических встреч с преподавателем привыкают к формату урока, слышат русский язык. Для них уже не стресс оказаться в интернате, и обучение возможно в полной мере. Но в отчете не напишешь, что приходится ездить на нартах и ставить чум.
"Учитель года" об отмене ЕГЭ по иностранному языку: Противоречивые чувства
Я услышала от вас прекрасную историю о письме, которое в шестом классе написал своей учительнице математики Володя Ильин — будущая «звезда» педагогики, преподавший в знаменитой «тридцадке» — физико-математическом лицее в Санкт-Петербурге. В записке было всего несколько очень простых слов: «Обещаю окончить полугодие хотя бы без троек». По-вашему, из этого письма, как из «Шинели» Гоголя, вышли все блестящие педагоги школы. А в чем педагогическая суть этого послания?
Илья Демаков: Учителя оценили способность ребенка задавать вопросы самому себе, попытку понять, что происходит, и поставить цель исправить ситуацию. Это умение очень важно для любого педагога, который учится всю жизнь. Записка Ильина учительнице — момент того самого живого диалога с наставником. Для школы это ценно потому, что учитель для ребенка в последнее время становится особым взрослым. Ведь посмотрите, от людей, с которыми можно поговорить и «за жизнь», и про устройство Вселенной, современный ребенок опосредован. От одноклассников — цифровой средой. От родителей- их занятостью. Если ты подойдешь к папе с вопросом, в ответ получишь воспитательную беседу. Надо же ребенка когда-нибудь воспитывать, а тут он сам пришел. Это значит, что маленький человек получает ответы на вопросы, которые не задавал. И зачастую именно школьный учитель оказывается тем самым человеком, которому интересно говорить с ребенком, кто готов слышать вопросы. И выбирая профессию, нужно иметь это в виду.
А если ты не готов становиться для чужих детей «особым взрослым», то лучше, наверное, и не ходить в педвуз, правда?
Илья Демаков: И да, и нет. У нас в России больше миллиона учителей. И, пожалуй, неверно такую массовую профессию пытаться втиснуть в жесткую рамку. Мы разные. А в том, как вы спрашиваете, есть ультимативная форма, какое-то требование. Знаете, какое слово, если верить одному контентному исследованию, чаще всего используется на родительских форумах относительно учителей — «должен». Мы, конечно, должны, но и у долга есть пределы. Учитель не может в любую минуту быть готовым к разговору по душам. Это не в его человеческих силах. Почему-то обществу кажется, что мы всегда обязаны пребывать в состоянии готовности и в высоком напряжении духа. Это верный путь в заведение, которое в 20-е годы прошлого века под Псковом открыли по инициативе Луначарского. Оно называлось «Лечебница для инвалидов педагогического труда». Работа учителя — это не спринт, иногда надо поберечь силы.
И все же есть исследование Института специальной педагогики и психологии Валленберга, из которого следует, что учителя ходят на работу, чтобы переживать…
Илья Демаков: Имеется в виду, что нам нужно постоянно находиться в этом движущемся пространстве из эмоций, когда вокруг что-то происходит, есть какая-то живая реакция, когда она прикладывается к нам, а мы отвечаем. В общем, ходим на работу, чтобы испытывать эмоции — положительные, отрицательные. Наверное, это правда. Я по себе чувствую, что во время «дистанта» через экран я эти эмоции не считываю, да и не передаю. Пропадает то главное, ради чего мы в эту профессию пришли. А пришли мы, простите за высокий слог, чтобы видеть душевные перемены, которые происходят с нашими детьми, и своим внутренним миром каким-то образом в это включаться. Удаленно это не работает. Мне кажется, если бы «дистант» продолжался в течение целого учебного года, это привело бы к тотальному профессиональному выгоранию учителей. Неинтересно же работать заменой гугла. Цифровое образование всегда будет только инструментом учителя, но не заменит его.
Ваша профессия благодарная?
Илья Демаков: Да. В этой профессии есть потенциал восстановления. Я думаю, что ей можно заниматься всю жизнь и получать от этого удовольствие.
Бывает так, что хочется все бросить и пойти куда глаза глядят?
Илья Демаков: Конечно, бывает. Просто потому, что всегда наступает момент, когда уже не хватает задач, которые ты можешь решать как профессионал. Но и это не главное. Для меня очень важно, чтобы личность учителя не была задвинута на второй план, чтобы что-то происходило и менялось. Если возникнет ощущение, что для меня начались те «тридцать лет и три года за объяснением учебника», захочется все бросить.
Вы можете вспомнить главный урок, который вам дети преподнесли?
Илья Демаков: Можно сначала об уроках вообще? У меня есть наставник, благодаря которому я и в профессию пришел, за которым я следую. Это Сергей Букинич, учитель истории из Санкт-Петербурга. Мы 12 лет проработали с ним в одной школе, Сергей Александрович периодически на мои уроки заглядывал, и не думаю, чтобы большинство из них ему нравились. Во всяком случае, самый большой комплимент, который я от него услышал: «Это было не бессмысленно». Но сейчас я думаю, что в этой фразе он дал меру профессионализма. Урок был хорошим, если не прошел бессмысленно для детей, не был пустым временем для меня. На уроке встречаются личности: учитель и его ученики. Я нужен в классе у доски именно потому, что у меня есть знание, эмоции и способность делиться ими в диалоге. И с этим связан главный урок, который преподносят дети — они очень требовательны. Если мы нетвердо знаем предмет, над нами будут смеяться. Большая ошибка думать, что дети не замечают наших промахов, они в этом смысле очень чутки. Поэтому, чтобы работать с одним классом годами, надо в их глазах самому расти, свои навыки совершенствовать.
Неужели все так здорово, без неудач?
Илья Демаков: Их не может не быть. Педагогическая ошибка выражается не в том, что ученики не знают, в каком году была битва на Калке. Ошибка учителя — это ситуация, когда ребенок остается непонятым, неуслышанным, обманывается, пытаясь каким-то образом на меня опереться. Но бывает, что у меня просто нет времени, или я не хочу сейчас это время ему уделять, или нет сил, чтобы дать ему то, что он хочет. И ошибки в таком смысле неизбежны. Важно понимать это и стараться их увидеть.
А что для вас представляет абсолютную, без всяких «если», «но» или «хотя», ценность?
Илья Демаков: Умение говорить с другим человеком, доносить до него свои мысли и воспринимать его.
Какие ассоциации у вас возникают со словом «учитель»?
Сергей Кравцов рассказал, какие изменения ждут российские школы
Илья Демаков: В 1986 году американская учительница Криста Маколифф участвовала в программе «Учитель в космосе». 11 тысяч педагогов сражались в конкурсе за место в шаттле, чтобы полететь в космос и дать там урок. Криста выиграла. Стала в США суперзвездой. И вот день настал. Ее семиклассники собрались на мысе Канаверал и смотрели, как «Челленджер» стартует в космос с их учительницей! Это же фантастика! Как известно, произошла катастрофа, шаттл взорвался на старте. Но за этой трагедией стоит большая мечта. В этой истории важно увидеть поступок учительницы — она показала ученикам, что не ограничена своей профессиональной рамкой, она личность, готовая принять невероятный вызов. Это значит, что на ее уроках, разумеется, можно разобраться в английской литературе, но эффект от них никогда не ограничен планом, заложенным в учебную программу. В этом случае неважно, как в расписании называется час встречи с ней.
В гимназии 116 Санкт-Петербурга вы были еще и руководителем театральной студии на немецком языке, а также вели кружок любителей творчества Толкина. Переехали в Москву и преподаете в Горчаковском лицее МГИМО. Толкин переехал с вами?
Илья Демаков: Конечно. Если учитель любит Пушкина, у детей лицейская неделя будет главным праздником в году. Поскольку Толкин — мой любимый автор, отсюда и школьный кружок. Личные интересы — то, что позволяет оставаться вдохновленным в учебной рутине. Они нужны, чтобы учителя каждое утро входили в класс не придавленными плитой профессиональных обязанностей, а счастливыми, и урок приносил бы взаимную радость.
А почему вы переехали в столицу? Неужели погнались за большей зарплатой?
Илья Демаков: Просто пришло время выйти из зоны комфорта. Правда, я не думал, что выйду из нее так далеко. Но есть ради чего — таких задач, какие сегодня стоят передо мной в Лицее МГИМО, в моем регионе просто нет. И конечно, это вопрос зарплаты — все-таки школа для меня не хобби, а работа. Причем дело не в том, что зарплата с переездом в Москву увеличилась — мой доход в общем не изменился, но здесь я могу сосредоточиться на одном проекте, а в Петербурге я получал столько же, только с пятью подработками.
Илья Сергеевич, не обидитесь? Мне показалось, что вы всегда в модном, но застегнутом на все пуговицы сюртуке. Его когда-нибудь снимаете?
Илья Демаков: Я бы сформулировал так: «Возле школы дорогу на красный свет я не перехожу». Иногда хочется что-то поменять, не знаю, стрижку другую сделать, но каждый раз себя ловлю на мысли: мой внешний вид должен быть таким, чтобы меня могли показать по каналу «Спас», — спокойный стиль, что-то вполне благопристойное все-таки уместнее для учителя.
А далеко от школы перебежите дорогу на «красный»?
Илья Демаков: Конечно.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере «РГ»