Белоруссия. «Закрытая инаугурация» Лукашенко, реакция на нее в Белоруссии, в ЕС (не признали), в мире (кстати, Верховный комиссар ООН по правам человека призвала власти Белоруссии освободить всех задержанных).
Новое обострение между Арменией и Азербайджаном. Турция, понятно, открыто поддерживает Азербайджан, Россия призывает противников прекратить огонь — ей важны отношения с обеими сторонами.
Так что тем вроде бы хватает.
Одно «но» — все они из внешней политики. А вот главного для всякого читателя и писателя — внутренней политики — в списке нет.
Секс, вопреки популярному высказыванию, в СССР — был. А вот политики — не было
С одной стороны, это — наша традиция. Всемирная отзывчивость, как и было сказано…
Еще Иван Иванович с Иваном Никифоровичем обсуждали важную новость: «Говорят, что три короля объявили войну царю нашему. …Я полагаю, что короли хотят, чтоб мы все приняли турецкую веру» (своеобразное пророчество Крымской войны за 20 лет до нее!). Прошло 200 лет — «геополитические ток-шоу» остались теми же. А вот героиня «Женитьбы Бальзаминова», которая боялась «арапа из Белой Арапии» и «людей с песьими головами» — скорее уже неравнодушный зритель этих шоу. Можно вспомнить и Старгород («12 стульев»), где на открытии трамвая говорили про козни Антанты (НАТО) и лично Пуанкаре.
Секс, вопреки популярному высказыванию, в СССР — был. А вот политики — не было. Кроме опять же внешней, в изложении Зорина и Бовина.
В этом смысле можно составить политическую периодизацию Истории СССР.
В 1920-е «политика» в СССР была. Она проявлялась во внутрипартийной борьбе, которая преподносилась как нечто страшное и вредное («раскол!»), велась (подавлялась!) жесткими чекистскими методами и со счетом голосов «99:1» в пользу Линии ЦК закончилась к 1929 г. Затем была «вторая волна» этой же «борьбы» — уже в виде театральных «процессов шпионов» и гостеррора. Кроме того, «политикой» была постоянная борьба с «врагами» (от кулаков до «спецов»). Так в разной форме продолжалось до смерти Сталина. Это обеспечивало «внутриполитический нерв», который постоянно нарывал.
При Хрущеве не было «внутрипартийной борьбы» (изгнание Молотова-Маленкова прошло быстро и незаметно), зато боролись со «стилягами», художниками-абстракционистами, коровами (приусадебные хозяйства колхозников). Наконец, страна кипела Большими Проектами. Некоторые из них так и остались пиаровскими («построение Коммунизма»), другие стали реальными (целина), а Космос — Великим.
Зато при Брежневе, в 1960-е-начале 80-х настал «общий отдых». Без «политической борьбы» (диссиденты — не более чем полицейский бизнес), да и без Больших Проектов (ни БАМ, ни Олимпиада на эту роль явно не тянули). Время, которое называют «застоем» (сейчас, скорее, с ностальгией).
Все это вполне понятно.
Что есть «внутренняя политика» в современном мире? Публичная политическая конкуренция партий и отдельных людей
Ведь что есть «внутренняя политика» в современном мире? Публичная политическая конкуренция партий и отдельных людей, конкуренция за Власть. Понятно, что это — нечто прямо противоположное системе Монопартийной Диктатуры. Какая-то конкуренция есть и тогда, но как «драки бульдогов под ковром». А что публичная конкуренция есть смерть Системы, было изначально очевидно и экспериментально проверено в 1989-1991 гг.
Революция 1989-1993 гг. стала пиком нашей политической жизни. Вот тогда внешняя политика мало кого цепляла — были темы поживее… Но от бурной политической жизни у большинства ее потребителей (избирателей) остались самые неприятные воспоминания: крах Государства — крах экономики — преступность. Это намертво сцепилось в сознании ассоциативной связью с самой Идеей «публично-политической конкуренции», тем более что пропаганда активно объясняет, что тут не «соседство», а именно причинно-следственная связь. Острая политконкуренция «в наших условиях» приведет к «хаосу» и «краху», «распаду» всей Социально-Экономической Системы.
Поэтому сжатие политической конкуренции общество восприняло спокойно, многие — с успокоением. Это воспринималось как важный элемент долгожданного пазла: экономический рост + социальная стабильность + политическая устойчивость. Проблема, однако, в том, что публичная политика, конкуренция, интрига нужны не только журналистам и пиарщикам. Наоборот, сами эти профессии потому и существуют, что обслуживают один из базовых рефлексов «политического животного», Хомо Сапиенс в XX-XXI веках. В частной жизни политический рефлекс, понятно, далеко не главный, но в Общественной жизни он существенный.
Его можно обесточить. Но невозможно совсем убрать из Общественного Сознания. Нельзя и надолго подменить никакой внешней (геополитической) интригой. Неудовлетворенный инстинкт создает бессознательный дискомфорт в обществе, который может проявляться различно, например, в форме общего равнодушного скепсиса, утраты «общественного драйва», что, в свою очередь, ведет к утрате Перспектив, размыванию дискурса.
История непредсказуема, судить «по прецеденту» — ошибочно. Поэтому чем может обернуться долгая общественная апатия, никто наверняка не скажет. Но едва ли такое состояние делает Систему более долговечной.