Титул «портретистки революции» она получила, поскольку сразу после революции приняла участие в создании памятников по Плану монументальной пропаганды. Сделанный ею бюст Жоржа Дантона (1918 г.), который она считала лучшим, не сохранился. А барельеф с чеканным профилем Робеспьера, потомственного адвоката, ставшего организатором якобинского террора, казненного бывшими соратниками в 36 лет, и сейчас в экспозиции, как новенький. Другого Неподкупного, прозванного «рыцарем революции» и «железным Феликсом», Лебедева лепила в его собственном кабинете на Лубянке в 1925 году.
С дистанции сегодняшнего дня сюжет выглядит несколько сюрреалистическим. Разведясь с мужем Владимиром Лебедевым, художником, с которым они вместе в голодном 1918 году рисовали Окна РОСТА, она уезжает из родного Петрограда в Москву, где не была до того ни разу, где у нее ни мастерской, ни жилья. Из всех знакомых, похоже, только фотограф Наппельбаум. По крайней мере, она селится у него, в крохотной… фотобиблиотеке. Можно предположить, что фотограф, снимавший в 1918 году Ленина, Дзержинского, Луначарского, протежировал скульптору. Портрет Феликса получился поразительным — даже сотрудник ЧК, поколебавшись, заметил, что очень уж «суров». Но тут уж ничего сделать было нельзя, Лебедева всегда следовала за натурой. Всегда была зорким наблюдателем.
В Москве открылась первая крупная выставка Сергея Виноградова
Тогда же она лепит бюст Цюрюпы, который, как и портрет Дзержинского будет показан на выставке к 10-летию Октябрьской революции. Но параллельно, все в той же библиотеке, куда она между матрацем и буржуйкой втискивает станок скульптора, делает великолепный портрет писателя Всеволода Иванова (1925 г.) Его задорную крупную круглую голову с взвихренным чубом над крутым лбом, она устанавливает на основательный куб. Лепит портрет актера Валерия Инкижинова — пару лет спустя он сыграет главную роль у Пудовкина в «Потомке Чингисхана». После эмиграции Инкижинова в 1930 году в Париж бюст будет показываться как безымянная «Голова монгола». Кажется, именно в этом бюсте она попробует прорисовать линии бровей на надбровных дугах, а не лепить их. Несколько лет спустя вырезанные на скульптуре брови, как на портретах древнеегипетских принцесс 14 века до н.э., появятся в точеной лаконичной головке Цецилии Волиной (1928 г.).
Тогда, в 1925 году, сделан и ее автопортрет, который впервые будет показан после ее смерти, на выставке 1969 года. Это портрет — самоопределение. В нем — предельная концентрация мастера, отсутствие даже намека на женское кокетство, строгость формы, прямота изучающего взгляда в упор. Ей 33 года. Она скульптор. Точка. Глядя на этот портрет, понимаешь, почему Александр Тышлер назвал ее «царь-бабой». Дело даже не в красоте и царственной посадке головы. Скульптура для нее — искусство точное. В старости, когда она стала терять зрение, ее спросили, почему она прекратила лепить. Ответ был: «Я не люблю стрелять и не попадать».
Эксперты рассказали, какими станут музеи после пандемии
Снайперская точность глаза, зоркая твердость руки сделали ее востребованным портретистом. Ее портреты Чкалова и Стаханова, Твардовского и Пришвина, Михоэлса и Книппер-Чеховой, Мухиной и Удальцовой (ах, какой стоический, рембрандовский по духу портрет этой «амазонки авангарда»!), маршалов и генералов, ткачих, летчиков и шахтеров, актрис образуют пантеон, в котором, кажется, еще слышно эхо голосов прошлого.
Она была успешна как скульптор, знаменита. Ее работы участвуют в выставках Общества российских скульпторов (ОРС) и эпохальной всесоюзной выставке «Индустрии социализма», и в передвижной юбилейной советской выставке 1928 года, показанной в шести столицах Европы, и в двух Венецианских биеннале. Но как ни странно, ни одной ее монументальной скульптуры в городе не было поставлено. Ее проекты памятников Пушкина, Чехова и даже Дзержинского (ее проект на конкурсе 1940-го года получил первое место) так и не случились. Правда, благодаря работе над памятником Чехова она вылепила выразительнейшие небольшие скульптурные фигуры ее коллег и друзей — Владимира Татлина и Анатолия Мариенгофа. Даже только ради них стоит прийти на выставку.
Единственное исключение — знаменитая «Девочка с бабочкой», скульптура, созданная Саррой Лебедевой в 1935-36 годах для Парка культуры и отдыха имени М.Горького. Эта любимая ее работа, которую, кстати, она так и не увидела в бронзе — лишь в цементе, материале, скорее, разочаровавшем скульптора, да и не рассчитанном на вечность. В бронзе «Девочка с бабочкой» была отлита с гипсового оригинала в 1968 году, вскоре после смерти мастера. Она и стала центральной работой выставки.
Государственный музей А.С. Пушкина представил необычные экспонаты
Достаточно взглянуть на эту по-детски крепенькую «Девочку…» в купальнике, с полотенцем через плечо, делающую осторожный шаг, чтобы не спугнуть севшую на ее ладонь бабочку, чтобы ощутить, как далека она и от монументального пафоса соцреализма, и от академической красоты античных образов, которые вдохновляли, например, Ивана Шадра, создавшего 12-метровую фигуру «Девушки с веслом». Да, за обнаженной девушкой Шадра брезжит образ Артемиды, но прежде всего — комсомолки, спортсменки, отличницы и обладательницы значка ГТО.
Но, может быть, гораздо интереснее, что в «Девочке с бабочкой» нет ничего от точных индивидуальных скульптурных портретов Лебедевой. Мастер, которая в скульптурных портретах обнаженных женщин умеет сохранять индивидуальность персонажа, в парковой скульптуре создала «воображаемый» идеальный образ. Да, в нем тоже можно найти отсвет античности. Но совсем другой — античности древних куросов, с их углубленностью в себя, с их шагом, при котором обе ноги крепко стоят на земле. Автор не акцентирует ни современность образа ребенка в полосатом купальнике, ни архаику афинской древности, но они слиты, проступают друг сквозь друга. Детство тут воспринимается как «ключ» к вечности. Эту мысль, кажется, подтверждает головка 5-месячной дочки Лены Красиной, которую Лебедева лепила из воска параллельно с работой над бюстом ее отца. Полуулыбка ребенка, выточенная форма ее круглой головки о, взгляд — прямо перед собой и в себя — ошеломляю каким-то нездешним внутренним равновесием.
Наконец, отдельный раздел выставки составляют рисунки Лебедевой, в том числе серия знаменитых «ню», которая нечасто показывается. Блистательная рисовальщица, она запечатлевает балерин и домработниц, художниц, моделей, отдыхающих в шезлонге, стоящих с полотенцем, склонившихся или лежащих на диване… Для нее модели не безымянные герои — почти под каждым рисунком указано имя. Женское тело тут объект внимания, такое же, как лицо. Пластика каждой индивидуальна. Завершенность и композиционная целостность этих рисунков не оставляет сомнений, что они самоценны и самоцельны. Эти работы заставляют вспомнить и «нюшек» Владимира Лебедева, и рисунки французских скульпторов Аристида Майоля и Шарля Деспио, с которыми ее часто сравнивают. Но кроме французского изящества, в них видна и сочувственная теплота женского взгляда.