Совсем не призываю легкомысленно относиться к требованиям Роспотребнадзора, где работают умные и ответственные люди во главе с Анной Юрьевной Поповой. Они постоянно готовы к диалогу. И им, что именуется, есть что сказать. Но нам нужно гласить с публикой о кое-чем, не считая санитарных предписаний. А.П. Чехов в самом начале августа 1901 года в деньки, когда придумывал свое завещательное письмо, оставил в записной книге приметную фразу: «Человек любит побеседовать о собственных болезнях, а меж тем это самое неинтересное в его жизни». А что самое увлекательное, что самое принципиальное, о чем зрители, еще не пережившие пандемию COVID-19, захочут услышать со сцены и узреть на дисплее? Что принудит их придти в театр? Уверен, что наша общая забота о обоюдной сохранности безизбежно воздействует на восприятие искусства. Даже музыкального, очищенного от всех словесных и изобразительных образов, увлекающего прямо к небесам. В сегодняшней жизни, которую нужно выстраивать по новеньким правилам, форма свирепо вытесняет содержание. А они, как понятно, взаимозависимы.
Швыдкой: Новенькая жизнь не зарождается на социальной дистанции
Не охото, чтоб маски и перчатки вкупе с санитайзерами стали единственным значимым смыслом того, чем мы увлечены. И будем заниматься. Понятно, что от всего этого никуда не деться еще длительно, может быть, с сиим придется смириться навечно. Но в некий момент это станет повседневностью, привычкой. Ужас заболевания утихомирится, будет вытеснен на задний план личного бытия. Затаится в глубине подсознания подсознательная потребность повсевременно глядеть и слушать выступления вирусологов, докторов и околомедицинских профессионалов. В конце концов притупится желание самому примерять на себя роли ученого вирусолога, практикующего доктора, бюрократа мэрии и минздрава, лучше всех разбирающегося в том, как уберечь от новейшей заразы здоровье собственной семьи и свое собственное здоровье.
И, открыв двери театров и концертных залов, нужно будет поновой прислушиваться к тому, что тревожит нынешнего зрителя, чего же он ожидает от всех, кто придумывает романы, сценарии, пьесы, ставит спектакли и снимает киноленты. Нам самим нужно будет почувствовать и осознать, как новейший опыт, приобретенный за крайние месяцы, подтолкнет нас к новеньким художественным решениям. Либо дозволит сохраниться в границах обычного.
Открыв двери театров, нужно будет поновой прислушиваться к тому, что тревожит нынешнего зрителя
Все дискуссии о том, что мир поменяется и станет иным в итоге сегодняшней пандемии, в значимой степени утратили непредотвратимый смысл опосля того, как вышло смягчение правил самоизоляции и люд хлынул на улицы. Кто-то с опаской, увеличивая социальную дистанцию меж собой и встречными людьми, кто-то демонстративно ее сокращая. М. Пиотровский полностью уместно предложил социальную дистанцию именовать физической, чтоб не разжигать классовую борьбу на лингвистической почве. Но в любом случае в 1-ые же деньки легализованной свободы люди захотели чувственной близости, живого и гулкого общения.
Тяжело сказать, сколько времени выдержит это эмоциональное голодание, эта потребность быть в человеческом круговороте — пусть и на определенной дистанции, пусть в масках и перчатках, но в очень вероятной близости с иными, а не только лишь со своими домашними в 4 стенках. Конкретно острый недостаток вольного общения, недочет положительных переживаний подтолкнет наших зрителей придти в замкнутые места театральных и концертных залов. Чем мы сможем оправдать это доверие? Лишь искренним экстазом от позабытого сотворчества артистов и публики? Естественно, актеры не меньше зрителей заскучали по той теплоте духовных уз, что рождает истинные произведения сценического искусства. Но сможем ли мы удержать этот нужный и тяжело достигаемый градус человечности? Эпидемия только ухудшила проявления нашей природы, — от героизма до подлости, от жертвенности до эгоцентризма. Все, что в обыденные времена усредняется, скрывается в повседневности, в периоды испытаний проявляется в ослепительном свете катастрофы. Правда, для подавляющего большинства, без человечьих утрат пережившего опасность пандемии, она остается в памяти только бытовыми неудобствами самоизоляции, появившейся клаустрофобией, экономическим обнищанием и психическим стрессом (Стресс от англ. stress — давление, нажим, напор; гнёт; нагрузка; напряжение) от первого, второго и третьего.
Эпидемия ухудшила проявления нашей природы, — от героизма до подлости, от жертвенности до эгоцентризма
Конкретно потому 1-ые художественные реакции на происходящее — от цикла пьес Евгения Водолазкина до новейших приключений доктора Данилова в «ковидной» поликлинике Андрея Шляхова — феноминально трагикомичны, как сама сегоднящая реальность. Мне отрадно созидать, как Е. Водолазкин ворвался в театральное место, счастливо найдя, какие способности таит сцена. Профессиональный человек одарен во всем. Но дела публики с различного рода социально-медицинскими неуввязками, тоже имеют свои пределы. Наверняка, неслучайно в кассе Столичного театра мюзикла почаще всего интересуются, когда мы будем давать «Принцессу цирка» Имре Кальмана. Замечу, что расцвет южноамериканского мюзикла пришелся на десятилетие, совпавшее с Величавой депрессией, мировым экономическим кризисом, начавшимся в октябре 1929 года. Люди желают ощутить себя счастливыми не только лишь в деньки радости, да и в пору нелегких испытаний.
Хватит ли у нас таланта и сил на то, чтоб посодействовать им в этом?