Я имел честь быть его учеником, был приближен к кругу его товарищей по перу — именитых в 70 — 80-е годы писателей-публицистов, чьи имена (Анатолий Стреляный, Геннадий Лисичкин, Анатолий Аграновский) поколению Z ни о чем не произнесут. Как, вообщем, имя и самого Черниченко.
Вышла в свет книжка "Олег Куваев" о культовом писателе русских геологов
Через несколько часов опосля того как его не сделалось информагентства расположили на ленты: «…узнаваемый писатель, публицист, публичный деятель Юрий Черниченко… Являлся создателем книжек «Антей и Бобошко» (взято 1-ое, что выплюнула Википедия, и не самое мощное. — В. В.), «Уравнение с неведомыми» (заглавие переврано, у Черниченко — нежданно и заманчиво: «Уравнение с известными». — В. В.)… Был избран народным депутатом СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии), был членом Совета Федерации, возглавлял Крестьянскую партию…» Веб-тусовка читала и впадала в недоумение: о ком это всё? «Работал спецкором газет «Русская Наша родина» и «Правда»…» Неинтересно. «Был комментатором Центрального телевидения…» Уже теплее. «Вел пользующуюся популярностью программку «Сельский час»…» Ага, телеведущий! Это типа Малахова? О, выходит, узнаваемый был человек — так бы сходу, а то…
Ясное дело, кого не было в телеке, того вроде бы и не было совсем. Поди растолкуй, что Черниченко поэтому и возник в «Сельском часе», что был первачом посреди публицистов-аграриев, создателем будораживших тогдашние мозги книжек «Ржаной хлеб», «Яровой клин», «Российская пшеница». А номера «Новейшего мира» с очерками «Про картошку», «Комбайн косит и молотит», «Отпуск с Будвитисом», «Наука и землепашец» передавались из рук в руки, зачитывались до дыр.
Он почти всех раздражал собственной неуемной дотошностью в поиске корневых обстоятельств земельного прозябания страны
Он почти всех раздражал собственной неуемной дотошностью в поиске корневых обстоятельств земельного прозябания страны, когда-то кормившей пол-Европы. Один из его телефильмов — о сладкой свёкле, на самом же деле не только лишь о ней — так и именовался: «Извлечение корня». Эта страсть к глубине, рвение во всем докопаться до корней — ко двору ль они были тогда? В затеянной на страничках «ЛГ» посреди 80-х коварной дискуссии о назначении публицистики узнаваемый критик отозвался о очерке «Про картошку»: «Высококвалифицированное исследование, составившее бы честь целому институту картофелеводства». В похвале, но, сквозило и наставление: не учи ученого. Хотя это право и преимущество публициста — не будучи доктором Тимирязевки, свободно судить о «мироновской-808», безотвальной вспашке и иных агроматериях. Сиим правом и льготой вторгаться в вотчины «сельхозспециалистов» он наследовал Валентину Овечкину («Районные будни») и его отдаленным предтечам: Глебу Успенскому («Четверть лошадки»), Владимиру Короленко («Сон Макара»), Александру Энгельгардту («Письма из деревни»).
90 годов назад не сделалось сэра Артура Конан Дойла
Не вытерпел прекраснодушного дилетантства в очерках о селе, язвительно высмеивал беллетристические красы в виде «седоватых колосьев», «земли-матушки», «кормилицы-нивы» и иной, по его словам, «истеричной галиматьи, от которой морщишься и стонешь».
Ввел в воззвание слово «Агрогулаг». В конце 80-х признал себя «дезертиром с фронта предстоящего подъема колхозов» и бешено принялся прокладывать дорогу фермерам. Герой его очерка Иван Свистунов (сначала 90-х он, будучи главой Княгининской районной администрации на Нижегородчине, дал землю фермерам, потом оставил должность и сам завел хозяйство) в прощальном слове именовал Черниченко своим учителем, произнес: «Он меня воспитал. Благодаря ему я ощутил себя вольным человеком».
За полста лет писательства нажил армаду врагов. Сказать не обожали его — не то. Терпеть не могли! Все сходу — и литераторы-почвенники, не прощавшие святотатственных покушений на русскую общинность и соборность, и обыкновенные трудящиеся из числа счастливых сторонников колхозного строя.
Телевидения с лицом Юрия Черниченко больше нет. На замену пришло телевидение с иными лицами
Завещал захоронить собственный останки в Крыму, на Карадаге. Крым обожал ностальгической горькой любовью, был привязан к нему военным детством, совершал каждогодние набеги в Судак, Коктебель, Феодосию; пока были силы, одним заплывом одолевал в черноморской волне несколько км.
Собственный очерк «Мускат белоснежный Красноватого Камня» — о крымских виноградниках, подвергнутых варварской вырубке в пылу антиалкогольной кампании, — окончил словами: «Виноград — дело вечное, мастеру тоже поздно торопиться. Поживем — послужим. Нужно ж узреть небо в алмазах».
Узрел ли? Сейчас уже не спросишь. Боюсь, не узрел. Фермерство — дело, в которое он инвестировал надежду и веру, разум и страсть, — крючится в тисках грабительских налогов, неподъемных кредитов, чиновничьего произвола, бандитских наездов.
Письмо сельской учительницы побудило "Родину" приоткрыть позабытую страничку войны
…Когда опосля долгого перерыва программка «Сельский час» опять вышла в эфир, в анонсе, предварявшем ее возобновление, говорилось: «Информационно-развлекательная программка «Сельский час» учитывает интересы не только лишь обитателей сельской местности, но является животрепещущей и для городских жителей. Из программки можно будет выяснить, как, к примеру, приготовить реальный сбитень либо верно замочить яблоки. «Сельский час» побывает в гостях у узнаваемых артистов, которые поведают о собственном деревенском прошедшем. «Звезды»-садоводы (Лена Проклова, Александр Буйнов и остальные) скажут и покажут, как им удается наводить красоту и порядок на собственном дачном участке».
Телевидения с лицом Юрия Черниченко больше нет. На замену пришло телевидение с иными лицами. Этот комбайн косит и молотит безостановочно, и не видать конца его ненасытной жатве.